Новости Сакуры Харуно: Как родился Винни-Пух

Я стал читать. Тишина. Когда я то же самое читал в техникуме с эстрады - все хохотали. А тут - мёртвая тишина. Шереметева, интеллигентнейшая женщина, говорит: "А ещё что-нибудь у вас есть?". Я понимаю, что дела у меня совсем плохи. Говорю: "Да так, я тут для себя выучил один стишок". "Стишок? Чей?" - переспрашивает Шереметева. "Блока", - отвечаю я. "У Блока нет стишков", - говорит она строго. А на мне пиджак, перевернутый с плеч брата. И такая нелепая у меня фигура… Я весь из себя почти такой же, как сейчас, - круглое лицо, маленький, неуклюжий, ну только что без лысины… И война еще идёт, холодно, голодно, а я, токаришка, только что прибежал с завода, и мечтаю о театре, и читаю Блока, и хочу в искусство, в искусство. И вот я собрался с духом, вхожу в роль, побелел и как-то интуитивно чувствую: тут такая любовь в стихотворении, такая невозможная любовь, что я должен читать не как я, а как роковой красивый мужчина, ну очень красивый, понимаете, и очень-очень роковой… И я так и читаю.

А они - члены экзаменационной комиссии - вначале от смеха под стол попадали, я вижу, у них слезы от смеха градом текут, но я не обращаю на то внимания, читаю дальше, только еще больше побледнел… Ну, значит, проехали: "Я сидел в переполненном зале"… я бледнею, в меня вошла такая страшная сила… "…Намеренно резко ты сказала: "И этот влюблён!", и дальше, дальше: "…в ответ что-то грянули струны, исступленно запели смычки»… И тут я вижу - отчетливо, ясно вижу: лица педагогов становятся очень удивленными и очень серьёзными. Я закончил читать. И долго было тихо-тихо. И педагоги, и я выдержали паузу. Я смотрел на них. Они - на меня. А потом педагоги мне сказали: так читать Блока может только интересный и хороший человек. И приняли меня. Сразу. По одному стихотворению. Без всяких других экзаменов".